Читаем без скачивания Импортный свидетель [Сборник] - Кирилл Павлов

— Будем знакомы, Авзуров.

Шофер руки не подал, хлопнул по рукоятке счетчика и пробурчал:

— Мне-то какое дело, кто ты есть! Куда надо?

— В Москву.

— Ты чего, пьяный, что ли, так я тебя в милицию сейчас сдам. Улица какая? — Шофер, привыкший к московским темпам и скоростям, не принял медленной, степенной, «отутюженной» речи Авзурова.

— Проспект Вернадского, к другу я… — пролепетал ошеломленный Джоджон, который почему-то был уверен, что в Москве все рады приезжим.

— Это твое личное дело, хоть к брату, мое дело тебя довезти, а ты свои периферийные штучки оставь там, откуда прилетел, — окончательно охамел шофер и рванул машину с места.

— Скажите, — проговорил Авзуров, когда машина понеслась по шоссе, — а что, неужели Москва отличается от периферии лишь тем, что здесь вот так, как вы, неприветливо встречают гостей?.

Шофер не отвечал, он гнал машину и смотрел только вперед.

— Можно вас попросить немного медленней, — сказал Авзуров, — я не привык к быстрой езде.

Шофер не ответил, но скорость сбавил, а уже выезжая на Киевское шоссе, пробурчал:

— У-у-у, развелось дыроколов.

— Кого-кого? — с улыбкой спросил Авзуров.

— Ну этих, милиционеров, гаишников.

— А, ну-ну. Расскажите, это интересно.

— А чего про них рассказывать? Едет сегодня один на «двадцать четвертой» по Ленинскому и орет в матюгальничек, в микрофон то есть, на пешеходов: «У вас мозги есть? Чего прётесь на красный свет!» А я утром выехал в хорошем настроении, пассажиров везу, и вдруг вот такая незадача. Ну, что ему сказать? Вылез я из машины, подхожу к нему, здороваюсь. Сидит за рулем лейтенант, я ему и говорю: «Товарищ лейтенант, так и так, стыдно за вас», а он только руку протягивает из окна — документы давай. Ну я ему документы дал, а он мне просечку: «Машину, — говорит, — не там поставил, ездить научись, потом советовать подходи». Ну, просечку я перенес с трудом, как в свое время инфаркт, но перенес, а потом ему и говорю: «А вы, — говорю, — вот стоите здесь, и ваша машина занимает ничуть не меньше места, чем моя, почему вам можно, а мне нет? Давайте, — говорю, — тогда все правила выполнять».

А он мне, этот щенок, что вдвое моложе меня, форму вчера надел, тыкает да еще смеется: «Кишка тонка, — говорит, — мне советовать». Спрашиваю, из какого он ГАИ. Не говорит и документы не показывает. Ну, номер машины я запомнил — 44–73. Так что ты, братец, извини, что я с тобой грубый, потому как сейчас ты вылезешь, а меня потом совесть замучит: обидел пассажира.

— Да-а, — сказал Джоджон. И замолчал.

— Слушай, — вдруг сказал шофер, — а может, того милиционера тоже совесть мучает или, может, его тоже кто с утра обидел?

— Может, и обидел, — сказал Авзуров, — только, приятель, в одном ты не прав.

— В чем это? — шофер удивился.

— А в том, что я сейчас вылезу. Не вылезу я, поедем искать эту машину.

— Да нет, ну что вы, — шофер перешел на «вы».

— А все, что вы сейчас рассказали, все правда, до мелочей?

— Все.

— Ну, тогда поехали. А собственно, чего искать! В каком районе стояла машина? Ну вот, и поедем в ГАИ этого района.

— Так я счетчик выключу?

— Вы что, хотите просечку еще одну получить?..

Так с включенным счетчиком они подъехали к зданию районной ГАИ. И не надо быть прорицателем, чтобы сразу же догадаться, что возле небольшого двухэтажного дома стояла пресловутая машина 44–73. Причем странно — переднего номера у нее не было.

Авзуров вышел, убедился в том, что стоянка в этом месте разрешена, после чего вошел в здание. У дежурного он спросил, где можно найти начальника, и немедленно проследовал в его кабинет.

Там, попросив разрешения оторвать его на две минуты, он изложил все то, что только что услышал от водителя.

— Вы сами-то кто будете? — спросил начальник, вслушиваясь в авзуровский таджикский акцент.

— О, я большой человек! — сказал Авзуров, доставая паспорт. — Советский человек.

Начальник, седовласый майор, на паспорт даже не взглянул, долго испытующе глядел в лицо Авзурова, после чего нажал кнопку и попросил по селектору зайти в кабинет водителя той самой «Волги».

— Товарищ жалуется на вас, — сказал он, — без надобности используете технические средства. Кто вам дал право так фамильярно разговаривать с прохожими в усилитель?.

Вошедший лейтенант вспыхнул, но промолчал.

— Кроме того, почему машина ваша неухожена, где передний номер?

— Красят его, товарищ майор.

— Это еще не все. Почему не реагируете на замечания, когда они делаются вам по делу, за грубость?

— Какие замечания, товарищ майор?

— Ну как же, водитель такси подошел к вам утром, сделал замечание, а вы что?

— Так он же остановился не там, где надо.

— А вы стояли, где надо? Вы даже не дежурили в эти часы, так что просечку вам надо было поставить, а не ему, и не в талоне предупреждений, а в послужном списке. Идите, извинитесь перед водителем, приведите в порядок машину, потом доложите. Выполняйте.

— Есть. Разрешите идти?

— Идите.

— Беда с этим молодняком. Только придут — норовят власть показать, — говорил майор, когда лейтенант вышел.

— И много у вас таких?

— Да вот один на все отделение, вполне достаточно. Думаете, приятно, когда вот так приходят, жалуются? Хотя сигналы населения нам помогают. Сами знаете, милиционер, особенно когда он инспектор, должен быть безукоризненным. А вы сами-то не москвич? — вдруг спросил майор.

— Да нет, я с Памира.

— Водитель, наверное?

— Немного и водитель.

— Что же, спасибо, — сказал, вставая, майор, — захаживайте к нам просто так, без всякой нужды.

— Обязательно зайду, — пообещал Авзуров.

Он вышел из здания госавтоинспекции, спустился на первый этаж, прошел по коридору и вышел на улицу к ожидавшему его водителю.

— Спасибо вам, — сказал шофер, — вот выручили, уж лейтенант ко мне тут приходил, извинялся, настроение, говорит, у него с утра плохое было.

— Просечку-то простил?

— Ну конечно.

Машина тронулась с места и через несколько мгновений остановилась. Авзуров попросил остановить машину. На перекрестке стоял тот самый милиционер.

— Смотри, лейтенант, чтобы это больше не повторялось, не позорь нашу службу, — сказал он милиционеру, — Я твоему начальнику не открылся, но имей в виду, еще что-нибудь услышу про тебя плохое, уйдешь из милиции, нам такие не нужны! — И вместе со светло-зеленой машиной он исчез за темно-зеленым поворотом.

Настала минута расставания с шофером.

— Не возьму денег, — сказал шофер, выключая счетчик.

— Послушайте, — сказал Джоджон, — вы думаете, я за просечку, что вам убрали из талона, с вас эту трешку возьму? Я возьму, конечно, и возьму кое-что побольше.

— Что же? — удивился шофер…

— Вежливость вашу, чтобы приехавшие в Москву не расстраивались с самой первой минуты. Вы говорите, вам все равно, к другу я или к брату. А мне все равно, почему у вас плохое настроение! — И, попрощавшись, он вышел из машины и закрыл дверцу по привычке плотно, но без стука.

А потом было море. Синее море ласкало и купало в своих волнах сильное загорелое тело начальника Памирской ГАИ.

Дома, в родном Рушане, предаваясь ласкам своей жены, красавицы Садригул, Джоджон Авзуров рассказал ей и эту историю и еще много других, и тогда она, встав с кошмы, которую обычно стелют в хуш-хоне, подала мужу целую миску кислого молока, а он, немного остыв от своего рассказа, с наслаждением поедая любимое кушанье, совсем забыл, что подобные рассказы настолько трогают ее, что сегодня она не сомкнет глаз, все думая о том, как это сложно быть женой такого вот надежного человека.

Ведь, во-первых, водитель такси мог его обмануть, и правильно бы сделал, потому что охотники на горных баранов и кииков знают свои байки, а шоферы, все шоферы на свете — свои, а во-вторых, ну куда он полез, куда, опять в работу, а ведь был-то на отдыхе. Вот, право, душа!

Все это она не говорила, а только думала, глядя на своего засыпавшего мужа, гладила его по волосам, стараясь прикрыть рукой огромную лысину. Потом потихонечку встала, поставила будильник на полшестого и тихо легла рядом.

Долго она не могла заснуть, потому что никак не могла понять: почему ее муж, начальник Памирской ГАИ, то есть всего, что здесь на колесах, почти никогда не включал на своей желтой машине, желтой с синим милицейской очень красивой машине с желтыми и красными фарами, с надписью «ГАИ» на багажнике, синий вертящийся маячок.

Мальчишки говорили, что он у него не работает, но так ведь не бывает. Наверное, он не включал его, чтобы не волновать проезжавших на машинах шоферов: ведь если включен такой маячок, значит, это сумасшедше необходимо.

Бой на границе